На дубе том
В деревне в середине октября было безлюдно: дачники разъехались, а местных давно не осталось. Лишь на Серегином участке играла музыка, румянился на углях шашлык: праздновали день рождения Серегиной сестры, Ленкиной подруги.

Лена помогала нарезать салат, когда Серега подбежал и взял ее за руку.
– Идем, хочу тебе кое-что показать!
Он увлек ее за забор – и дальше, по пустынной деревенской улице.
Лена летом поступила в аспирантуру, а Сергей, математик с соседней кафедры, был и того старше – и все равно сейчас Лена казалась себе школьницей, сбежавшей от строгих взрослых. Как ни удивительно, ей это чувство нравилось. И деревенька, и не скошенные поля вокруг, и полоска леса вдалеке... Нравился Серега: спокойный, себе на уме – но умеющий вытворить что-нибудь эдакое.
– Вот! – Серега привел ее в ложбину посреди поля к огромному старому дубу.
– Атмосферное местечко, – хмыкнула Лена, отдирая от штанов репей. – И дуб красавец. Но все-таки: что мы тут делаем?
Серега покачал головой:
– Ты не понимаешь. Это не просто дерево, а Перунов страж... Если запутать его, семь раз обойти вокруг, можно выйти в другом месте.
– Семейная легенда?
– Не просто легенда, а чистая правда! – Серега вдруг стал серьезен. – Давай проверим. Ты пойдешь по часовой стрелке, а я против.
– Ну если ты так хочешь... – Лена улыбнулась и зашагала вокруг дуба, загребая ногами листву. Затея казалась романтичной, но смешной. – Серёж, допустим, это работает. Но почему семь раз, а не двенадцать? Или не тридцать семь?
– Правила не я придумал, – сказал Серега, выходя ей навстречу. Через миг они вновь разошлись.
– Может, мы с тобой как голуби Скиннера? – не унималась Лена. – И число не важно.
– Но тут нет голубей, только сороки, – откликнулся Серега. – Ты вообще о чем?
– Скиннер, Сереж, это ученый, который вырабатывал у птиц суеверное поведение, – объяснила Лена. – Сыпал в клетку зерно через равные промежутки времени, а птицы изобретали бессмысленные ритуалы, чтобы получить еду. Например, ходили кругами вокруг кормушки.
– Что, серьезно? – со смешком спросил Серега из-за дерева. – А потом?
– Голубя в суп, а мозг под микроскоп. Ты бы поосторожнее с ритуалами...
Лена ждала, что он как-то отшутится – но никто не ответил. Он прошла круг до конца. Сереги не было.
– Эй!!! – Лена пробежала еще круг, не слыша ничего, кроме своих шагов и быстрого дыхания. Паника подступила к горлу.
Но тут сверху, из переплетения ветвей, раздался веселый Серегин голос:
– Теперь сюда! Хватайся за руку...
– Ну ты гад, – Лена забралась к нему. – Зачем пугать?
– Так ты же ни во что «такое» не веришь. – Серега улыбнулся и полез выше. – Нам надо вот туда...
По-прежнему чувствуя себя заигравшейся школьницей, Лена перебралась на узловатую ветку.
И увидела Чудо.
Там, где прежде лежало поле, протянулась широкая река. По реке сновали лодки с квадратными фонариками на носу; был ли кто внутри, Лена никак не могла разглядеть, но ей слышался плеск весел, тихая песня над водой. На другом берегу вдоль деревянной мостовой горели фонари, стояли высокие бревенчатые терема с освещенными окнами.
– Туда нельзя спуститься, – сказал Серега. – Но если прийти в сумерках и сделать все правильно, можно ненадолго увидеть... Через пять минут он исчезнет. Тебе нравится?
Лена молчала: у нее не было слов, только страх ляпнуть что-нибудь лишнее.
Когда стемнело, она порывисто поцеловала Серегу в сухие от волнения губы:
– Чудес мне еще никто не дарил...
– Оно не мое. Просто – чудо, – смущенно сказал Серега. – Но я хотел посмотреть на него с тобой.
Они спустились с дерева, немного постояли, держась за руки, и пошли назад.

***
Вечер в деревне продолжался с беспечным весельем, но в ночь разразилась гроза и загнала всех от костра в дом. Не было электричества: сидели при свечах, пели, разговаривали до рассвета.
Утром Серега ушел на полчаса. Вернулся хмурый:
– Молния, – сказал он глухо.
Лена пошла за ним на поле, не замечая, как намокает от травы одежда.
Исполинский дуб лежал, расколотый на три части. Пахло гарью: остов дерева до сих пор дымился.
– Обидно невероятно, привык я к нему... Ещё отец мой по нему лазил и мать водил. – Серега вздохнул. – Но, знаешь, я пока шел, подумал насчет твоего Скиннера. Вдруг действительно ни число кругов, ни дерево не важны. Чудо существует само по себе, а мы его совсем не понимаем... Эй, ты чего?!.
– Ничего, – пробормотала Лена. – Нам с тобой ещё хватит чудес.
Отчего-то ей совсем неважным казалось сейчас, что случилось ночью: была ли гроза случайностью, гневом строгого божества , замыслом неведомого исследователя.
Ей было до слез жаль не чуда, на которое удалось взглянуть одним глазком – но погибшего дуба: понятного, земного, могучего, теперь беспомощно лежащего на ковре палой листвы.
Лена присела на корточки рядом с тлеющим остовом дерева, подобрала с земли пару желудей и сунула в карман. Вдруг прорастут?
– Спасибо, – прошептала она, поглаживая теплую, растрескавшуюся кору. От сырого рукава куртки поднимался в воздух белый парок.

Цена вопроса
У посадочной площадки они стояли вдвоём. Он, Джаред Антуан Уолкер, ветеран-космопроходец в чёрном пилотском комбинезоне, со шлемом в руках и бластером на поясе, и она – Хелен Ричардсон, ксенобиолог, дочь планетарного губернатора и третья любовь в жизни капитана Уолкера. Первой был космос; вторая ждала его на Земле.
На площадке хищным зверем замер межзвёздный фрегат «Улисс», вдалеке громоздились здания восстановленного космопорта, а за ними расстилались виды планеты-оазиса Олимбос. Капитан привычно скользнул взглядом по горным вершинам. Пейзаж нечётким, но это не мешало ему.
Вчера он подал в отставку. Сегодня он возвращался домой.
Хелен не плакала. Она умела прощаться. С каждым разом, иногда казалось ему, это получалось у неё всё лучше.
– У нас с тобой разное одиночество, Джаред, – печально сказала она, и горы на горизонте будто сделались выше. Ветер гнал по голубому небу белые облака. – Мы оба знаем, что каждый внутри себя одинок… Но ты устал: тебе нужен другой человек, чтобы заглушить это знание. Уютный человек, чтобы взять его в охапку, уткнуться в грудь – и не помнить о дыхании смерти за спиной. Не осязать вселенную, а построить дом, назвать его «счастье» и укрыться в нём от штормов раз и навсегда. Потягивать ледяное пиво в жаркий полдень и согреваться под одеялом в предрассветные часы. Но иллюзии недолговечны! У тебя когда-нибудь была собака?
– И сейчас есть, – сказал он.
– Человек внутри себя одинок, – продолжала она. – Я ищу того, с кем могла бы разделить это одиночество… Жару и холод, ужас и красоту пустоты, из которой мы пришли и в которую уйдём. Всё это!.. – Она посмотрела на горы. – Наши одиночество и печаль, восхищение и робость перед Вечностью – настоящие. Отказаться от них – всё равно, что завести робопса вместо собаки. Он послушен и не гадит, но… Ты понимаешь?
– Понимаю, – сказал он. – Да, Хелен.
– И всё же ты уходишь. У нас разные дороги, Джаред. Но если однажды… – Она замолчала. Её открытый взгляд задевал что-то глубоко внутри.
– Да, – повторил он, вызвал виртуальный терминал и нажал «Выход». Миллионы пикселей её прекрасного лица погасли; но перед тем её губы успели сложиться в последнюю, не прописанную в коде улыбку. Ласковую и чуточку печальную: «До встречи, Джаред».
– Меня зовут Костя, – громко сказал он. – Ивлев Константин Олегович.
Чем дальше, тем чаще ему казалось – она тоже всё понимала, его Елена Прекрасная: маломощный ИИ, персонаж-напарник из старенькой компьютерной игры, к которой Ивлев сумел кое-как прикрутить софт для переноса сознания в виртуал; знала и понимала, что предлагает ему и вместо чего. Он много раз рассказывал ей правду, но она забывала… Или не до конца?
Последним Ивлев выдернул кабель из порта на затылке; встал, потянулся и, привычно ступая по накренившемуся полу распластанного на земле корабля, вышел из рубки.
Эхо шагов после богатства звуков на Олимбусе казалось ненормальным; в железных коридорах пахло ничем. Пёс на лежанке из обрывков посадочного парашюта – робопес модели АХ-1 «Робинзон» – навострил уши и приподнялся на передних лапах. Его батарее нужен был свет.
– Идём, Роб. – Ивлев открыл шлюз, взял собаку на руки и спустился по трапу. Робинзон не мог всё время оставаться снаружи – там он ржавел. Его век без нормального техобслуживания подходил к концу... А сколько еще мог проработать корабельный авто-пищеблок на скудной местной органике?
Корабль после столкновения с метеоритом упал в одной из заброшенных колоний периода Первой Экспансии. Командир и механик погибли при ударе о планету, но Ивлеву в радиорубке повезло выжить. Он помнил свою радость в миг, когда увидел человеческие дома – и горькое, чёрное разочарование, которое последовало потом. Радио молчало. Связи с Землёй не было, пустой посёлок сильно пострадал от непогоды, из-за чего брошенное оборудование оказалось непригодно к использованию. Только в корпусе одного из компьютеров отыскалась провезённая в колонию контрабандой игровая приставка. Она была надежно припрятана, потому сохранилась. И работала.
За двенадцать лет со дня аварии Ивлев прошёл историю капитана Джареда Уолкера и войны за планету-оазис тысячи раз. Каждый раз она завершалась одинаково: капитан принимал решение покинуть Олимбос, прощался с Хелен у посадочной площадки и уходил… Выходил из игры.
– Вот так. – Ивлев уложил пса на глинистую землю и сам сел рядом; тот благодарно лизнул руку. Робинзон умел лаять, но с некоторых пор перестал: зауважал тишину пустынного мира, в котором попытки сделать климат благоприятным для земной флоры и фауны почти уничтожили местные виды. Ивлев огорчался: он был бы рад поговорить хотя бы с собакой. Но Робинзон безмолвствовал и всё реже поднимал голову, чтобы взглянуть на небо.
Ивлев погладил пса и привалился спиной к разогретому чужим солнцем корпусу. В который раз он подумал, что у истории капитана Уолкера наверняка существует продолжение; какая-нибудь «Улисс-2: Священная война», в которой тот возвращается на Землю, где находит лишь прах и пепел, клянётся отомстить за любимую женщину и честь Федерации, и вновь устремляется в космос навстречу опасностям, приключениям, будущему.
Ивлев не знал, ждёт ли его ещё кто-нибудь дома: жена, друзья, родные. Сколько ещё лет пройдёт до того дня, когда какой-нибудь любопытный пилот, привлечённый сигналом аварийного маяка, свернет с трассы к брошенной планете проверить, не осталось ли на погибшем корабле людей или чего ценного...
Поэтому Ивлев давно запитал уцелевший модуль с подключённой приставкой от главного аккумулятора корабля: этого должно было хватить лет на пятьдесят: ещё полстолетия после смерти тела – почти что вторая жизнь… Оставался последний шаг: подсоединить главный кабель – и запустить полный и необратимый перенос сознания в гостеприимный мир, где ему были рады; где в пределах прописанного сценария он мог бы жить и быть счастлив.
– Я ведь люблю её, Роб, – прошептал он, рассеяно гладя жёсткую синтетическую шерсть. В глазах щипало, и мир вокруг казался нечётким, словно из-за слабой графики. – Мою Хелен. На самом деле люблю.
Но что-то не позволяло ему разменять реальность на иллюзию.
Не только Робинзон. Что-то иное... Иное. Настоящее.
И ещё, может быть, то, что капитан Джаред Антуан Уолкер – «Твои упреки напрасны, Хелен!» – на его месте никогда бы так не поступил.

Автор: Екатерина Годвер

Возраст: 12+