Владислав Анатольевич Бахревский - советский, российский прозаик, поэт, детский писатель, драматург и критик. Его перу принадлежат более ста книг. Среди них - исторические романы «Василий Шуйский», «Смута», «Никон» и многие другие. По словам автора, тираж его работ в периодических изданиях превышает полтора миллиарда, а тираж книг преодолел 10-миллионный рубеж. За свою большую творческую жизнь (писателю за 80 лет) он неоднократно занимал первые места в престижных литературных конкурсах. 2024-й год не стал исключением. Владислав Анатольевич в очередной раз стал лауреатом Патриаршей литературной премии и областной литературной премии Бунина.

«Я с удовольствием принял участие и в Премии моего земляка, талантливого писателя, Нобелевского лауреата Ивана Алексеевича Бунина. Ведь я, как и он, родился в Воронеже. Приехал в Раменское на подведение итогов конкурса, хотя уже без костылей мне ходить сложно. Мероприятие прошло на высоком уровне, душевно. Я стал победителем в номинации «Проза», удалось пообщаться со многими коллегами»,- рассказал корреспонденту газеты «Грань» Владислав Анатольевич.

Жил-был старший брат. Старший умный, и жил он, понятное дело, - в Америке. Ну а младший брат – в Омутищах. Где Омутищи, там и Петушки. Леса кругом золотые, реки – Клязьма да Киржач. А болота – ни то, ни сё. Великие трясины пропадом пропали. Торф пошёл в топки, воду из болот отвели, земля иссохла. Лето с жарой – лес с пожаром. Кинулись обводнять погубленное, да ведь денег надо много.
По-русски живут в России. У старшего брата тосковать по Омутищам времени нет: звездолёты строил.
Но матушка Пелагея Фёдоровна – совсем уж старенькая, младший брат – дурачок, а до Омутищ из Америки – как до Того Света. Однако время на дворе нынешнее. Сел старший брат в самолёт – и, пожалуйста, Москва. С самолёта на электричку. Вздремнул – Фрязево. В окно засмотрелся. Боры стеной. В болотцах берёзки без вершинок. Ледяным дождём погнуло, поломало.
Дрёмой обволокло, клюнул, вздрогнул – Покров! Не проехать бы. Не проехал.
Смотрит, стёжка та же, и ведёт туда, куда надо – на край села, к их дому.
Матушке в подарок – шубка как пух. Брату – телефон с компьютером. Со всей землёй можно говорить, всякий телефон на земле прослушивать. Но Васе по сердцу рубаха пришлась американская: с молниями. Старший брат, рубаху даря, смутился.
- В Китае сделано. У нас в Штатах всё пока что китайское.
Гость на порог – хозяевам праздник. Гость – кровь родная, но обхождение надобно особенное. Был Иван, а теперича – Джон. Ну, хоть и Джон – за стол сажай.
Борщ, будто пламень, с молодой свеколкой. Джон отведал – в душе Иван проступил. Однако матушка Пелагея Фёдоровна сидит, пригорюнясь.
- Борщ без звёздочек. Петровки. Пост. Потерпи, Ваня! Утречком петуха зарежу.
- Петуха не трожь! – осерчал Вася, младший брат. – Звёздочек сколько хочешь добуду.
Но другого угощенья, вздыхай не вздыхай, пока что нету.
На второе – пышки без всего. Да ведь детством пахнут! А тут Вася себя по лбу треснул: принёс трёхлитровую банку красной икры:
- Семён Семёнович, крёстный, с Камчатки прислал.
Пообедали, помолились. Джон тоже крестится. Матушка и говорит:
- С дорожки отдохнуть полезно. Я тебе, Джон Иванович, на другой половине постелю.
На другой половине, как в тереме. Брёвна на погляд звонкие, золочёное серебро. На постель лёг – ласково. Тут и мысль пришла: проснусь Джоном или всё-таки Иваном?
Поспал, вышел на крыльцо поглядеть, как живёт Россия, чем занят младший брат недоразвитый.
А Вася – вот он – тоже на крыльце. Сидит, лепит из глины коров – с коробок спичечный, коз, овечек – с малейших жуков. Всё стадо – на листе фанеры.
- Подсушиваешь? – спросил Джон.
- Да уж подсохло! – Вася фанеру подхватил, отнёс на стёжку. Калитку отворил, а сам в сени.
- Что он задумал? – старшего брата удивило ребячество младшего, а Вася из сеней – с пастушьим кошелем через плечо, в руках лента из бересты. Бересту развернул в рожок, вставил мундштук. Подул – поёт. Тихохонько, но до того хорошо – сердце у мудрого брата задрожало давней забытой дрожью.
Глянул на лист фанеры – пусто. Стадо по стёжке идёт, пылит.
Вася следом. Гуднёт в рожок и на небо смотрит. А на небе облачка построились и тоже идут, как белые овечки.
Потрогал Джон себя за ухо, подёргал – явь. Дело младшего брата вполне дурацкое, но учёному человеку непонятное, непостижимое.
Идёт Джон за Васей сторонкой. Место открытое, травы мало, земля в зелёных мхах. Изумрудная.
- Эй! – крикнул Вася Джону. – Заверни овечек, разбредутся. Я собаку забыл слепить.
Джон очки надел, глядит под ноги, не раздавить бы.
- Жарко! В берёзки заворачивай! В тень! Здесь ключ бьёт, напоим скотинку.
Сидит Джон, прислонясь к берёзе… и диву даётся. Рано поутру – космический центр, США, а вечером – Омутищи. Пасёт с братом стадо коров – из глины!
Вася со всем уважением к старшему брату – помалкивает, а поговорить хочется. Не утерпел:
- Скажи, брат! Ну а, к примеру, я, хоть и дурачок – сгожусь в Америке? Американская жизнь по мне? Или куда там?
- Америка – страна просторная, - осторожничает умный. – В Америке всего много, но уважают у нас, прямо тебе скажу, людей деловых.
Вася в голове чесать.
- Какие у меня дела! – и вспомнил. – Звёздочек ночью наберу. Для борща.
- Где? – нечаянно спросил Джон.
- Да где же ещё? Тама! – Вася пальцем в небо.
Стадо пригнали домой до росы. Вася коров и коз подоил. Коровы-то глиняные, козы-то –глиняные, а молоко дают.
Вася весь надой в пузырёк. Пузырёк в кошель пастуший. Туда же свёрнутый рожок. И пошёл собираться.
Рубаху надел американскую, а штаны и свои хороши.
- В холщовых не жарко.
Смотрит Джон, Вася притащил связку лаптей, по ноге выбирает.
Джон тоже себе нашёл удобные лапоточки.
- Меня возьмёшь?
Вася призадумался:
- Две у нас дорожки. Можно с сосны. На каждой игле по звёздочке. А можно с реки.
- Как это?
- Вот я и думаю. На сосну ты не залезешь. Смолой заляпаешься. А коли с реки… Как бы мимо не ухнул.
И тут Васю осенило:
- А я тебя обниму.
Дождались звёзд и на Клязьму. Завёл Вася Джона на высокое место, поглядел, где звёзды погуще отражаются, обнял:
- С Богом!
Сиганули вниз, но очутились на небе. Вася тотчас за работу, а Джон опомниться не может. Братец – дурачина, но гуляет по небесам.
- Я мелких наберу, - говорит Вася. – А ты – любуйся. Вон наша Северная Корона. Загляденье.
Северная Корона – загляденье, но русское. Джон о своём мыслит, а мысль не даётся: как это – прыгаешь в реку, а на самом деле – на небо.
Слышит, Вася хохочет:
- Давно хотел примерить!
Глядит Джон: дурачок Поясом Ориона подпоясывается.
- Красота?
- Красота, - согласился старший брат.
А у младшего забота на широком лице.
- Ты у нас умный, а ведь неженатый. Возьми-ка вон ту, что огнями переливается! К сердцу прижми!
У старшего всё ещё оторопь в ногах, а Вася Венеру в ладони и Джону за пазуху. Спрашивает:
- Ворохнулось сердце-то?
- Ворохнулось.
- В этом году женишься. В будущем двойню жди, моих племянниц.
Вернул Джон Венеру на небо, а Вася уже небесного Лебедя за крыло ухватил.
- Полетаем?
Устроились между крыльями. Вася Лебедя приласкал, полетели.
Джон небо знает, но куда ни поглядит – неведомое. Звёзды россыпями, как сокровищница пещеры Али-Бабы.
И – в звёздную круговерть! В заводь, однако, вынесло. Столпы стоят. На столпах – столпники. А у Васи здесь друг. Взошёл на столп. Поликовался со звёздным столпником. Оба серьёзные, разговор тайный. А потом заулыбались. Столпник Джона на столп к себе пригласил попрощаться. Камешек подарил на память.
Обратная дорога получилась быстрая. Большая Медведица лапами о землю оперлась. Вася обрадовался:
- Нам тут пешком близко!
И верно. Глянул Джон вокруг себя: по земле шагают, но кто-то позади урчит. Оглянулся: медвежонок.
- Вася! – ахнул умный брат.
- Ты чего за нами увязалась? – Вася Малую Медведицу обнял, за ушком почесал.
- Ей был сладкого! – сказал Джон.
- У меня припасено! – достал Вася из кошеля пузырёк с молоком. Открыл. Медведица молочка выпила, заурчала, заурчала.
А уже светает.
Медведица за край небес ухватилась и повисла. Вася тут как тут – подсадил.
Идут братья, а на младшем – Пояс Ориона.
- Машка, стой! – Вася поясок снял, раскрутил и Медведице-малышке в лапы.
- У нас и кошель полный! – напомнил Джон.
- Это пыль небесная. Звёздочки для щей, для блинов. Матушка нынче блинов напечёт.
Тут Джону до того блинов захотелось, говорит брату:
- Ты меня Иваном зови.
- Иван для Омутищ – подходящее имя, - согласился Вася.
Вот и дом родной, скамеечка в палисаднике. Сели на зарю поглядеть.
Что-то мешало Джону. Потрогал: камешек в кармане.
- Вон, в репьи, - показал Вася.
- Это же подарок! – поглядел Иван Иванович, учёный брат, на камешек. – Метеорит! Родоначальник Вселенной.
- Булыжник! – хмыкнул Вася. – Мы, чай, постарше.
- Это каким же образом?
- Русские – словесный народ, а Слово – Бог. Про самое большое чудо сказать?
- Скажи.
- Бог был всегда, а моложе Бога на свете никого нет. И мы также народ самый старый, а моложе нас тоже нет никого.

Автор: Владислав Бахревский

Ветер листья в даль уносит
На душе и сердце осень,
А в глазах осенняя печаль.
Ветер листья в даль уносит,
Тихо шепчет, ничего не жаль.

Забери меня с собою,
Полетать под небосводом.
Вместе с жёлтую листвою,
Унеси к осеннем водам.

Пронесёмся над лесами,
Над полями с седой рожью.
Над оградами, крестами,
Где почили дети божьи.

И закружим в диком вихре,
Этот страстный, вальс последний.
Вот и всё, конец пластинки, стихли,
Канув в лету, в омуте осеннем.

Алексей Карпачев

Два бойца
Лежат в зелёнке два трёхсотых.
Лежат, молчат, подмоги ждут.
Один сказал: «Забудем счёты.
Давай хотя б наложим жгут».

А у того - беда с ногами.
Он ничего сказать не мог
И только думал, как он к маме
Теперь придёт без этих ног.

Но жгут наложен был исправно,
И тут же вколот «обезбол».
Сосед сказал: «Ну вот и славно»,
И Богу «Отче наш» прочёл.

Под утро, вновь заняв зелёнку,
Вернулись наши наконец.
Найдя вчерашнюю воронку,
«Ты жив, братан?» - спросил боец.

В воронке он нашёл два тела:
Один - был труп, другой - живой.
Из двух один - с повязкой белой.
Другой - с повязкой голубой.

Екатерина Владимирова

В прошлом номере по техническим причинам стихотворение «Два бойца» было напечатано без последних четырех строк. Теперь наши читатели в полной мере смогут насладиться творческим замыслом поэта.

Возраст: 12+